Ознакомительная версия.
1974 год. Умерла Фурцева Екатерина Алексеевна, первая женщина в советском правительстве. Министр культуры СССР. Как могла, поддерживала азербайджанца Муслима Магомаева, который был ею охраняем от мелких и крупных невзгод. В конце своей службы привлекалась за расходование государственных средств в личных целях. (А кто из министров не расходовал?)
1974 г. 2 октября. Умер Шукшин Василий Макарович.
Было какое-то совершенно сумбурное время в трудовых отношениях человека и государственного предприятия. Других предприятий при социализме просто не было. Даже колхоз, по сути, являлся государственным предприятием, несмотря на статус коллективного хозяйства. Существовали законы о труде, времени, переработках и компенсациях. Ничего это в НИИ Сугробина не соблюдалось. Просто невозможно было соблюсти закон, чтобы выполнить работы в назначенные сроки. Законом был заложенный кем-то вверху срок окончания запланированных работ. Он и выполнялся любыми средствами. Работали сутками. Задержка до полуночи была нормальным явлением. Профсоюз не вмешивался. Начальники лабораторий и отделов ставили крестики в неучтённые табели. Крестики стремительно росли. А когда авралы кончались, начальники отделов и лабораторий рассчитывались с работниками отгулами в удобное для работников время. Отгуливали и сами, так как мелкий начальник как командир взвода, кашу ест с солдатами из одного котелка. У Сугробина ежегодно в дополнение к законному отпуску набирался месяц – полтора отгульных дней. Обычно он брал две недели сразу и путёвку в дом отдыха за семь рублей и двадцать копеек. А остальные дни отгуливал по необходимости. Это его устраивало больше, чем официальные приказы на отгулы за работу в выходные дни. В один из таких отгульных дней, когда Леониду взгрустнулось, он зашёл к Курмышову, и они с ним выехали в центр проветрить мозги. Сначала зашли к Метелиной, которая стационарно подрабатывала в редакции многотиражки и уезжала на работу к восьми. Нового у Алины они ничего не обнаружили и двинулись дальше. Кумакшева в редакции не было. Отдел культуры в «вечёрке», которым заведовала Лопухова, был закрыт совсем.
– Давай Адрианову позвоним, – сказал Михаил.– Он недалеко, на Ковалихе живёт.
– Конечно, заходите, если душа неспокойна, – откликнулся Юрий. – Только прихватите чего—нибудь.
В «Доме крестьянина» Михаил купил водку и пакет пирожков с ливером.
– Неудобняк к мэтру нижегородской музы с одной водкой, – сказал Сугробин. – Я возьму коньяк.
Через сквер «Чёрного пруда»45 они прошли на Ковалихинскую улицу и через несколько минут толкали дверь к Адрианову.
– Как хорошо, что вы появились, – не скрывая удовлетворения, сказал Юрий. – Я третий день в каком – то мутном беспокойстве. Ничего не припомню недостойного, а котёнок скребёт и скребёт. Но ваш визит принёс уже положительные эмоции, и всё непонятное рассосётся. Я думаю, что меня тревожит недосказанное. Не пропущенное на страницы моих книг. Адрианов сел на своё рабочее место за большой письменный стол, спиной к стеллажу с книгами во всю стену. Курмышов и Сугробин расположились напротив.
– Пусть рабочий стол поэта станет столом яств, – сказал Михаил и поставил на стол пакет с пирожками и бутылку водки.
– Да не оскудеет рука дающего, – сказал Леонид и поставил на стол бутылку коньяка.
– Да не остынет любовь к жизни несмотря ни на что, – закончил Адрианов, и достал бокалы.
И что вы, поэты, да и прозаики тоже, так выпить любите, – спросил Леонид после второй, обращаясь к Адрианову. – Я как —то сочинял рассказ в поддатом состоянии. Утром перечитал и ужаснулся.
– Знаешь, дорогой строитель коммунизма. Руководители строительства предъявляют такие требования к поэтам, что лучше быть иногда пьяным, чем сочинять гимны про БАМы. Вот так, – поднял стакан Юрий. – За униженных и оскорблённых поэтов. Салют!
Неожиданно в городе объявился школьный корешок Николай Смирнов. Оказалось, что и его не обошла разводная лавина крушения семей, охватившая страну. Восемь лет пацану, однокомнатная квартира неразделимая. Мужчине пришлось уйти на частную квартиру. И Николай начинал жизнь с середины. Николай появился нежданным сюрпризом. Он не сообщал о себе несколько лет, и даже не прокукарекал в тридцатилетие Леонида, когда он подал о себе сигнал всем дружески расположенным к нему людям.
– Я зашёл к Ивану Макаровичу, и он дал твой адрес. Мы с ним выпили четверок, поговорили. Так что я о тебе всё знаю. Я мать навещал. Отец у меня умер, слышал, наверное. Кстати, мы встречались тогда на балу, я сам тебе об этом говорил. А у меня сейчас всё хуже некуда. Ты, по сравнению со мной, счастливчик.
– Давай, меряться не будем, – сказал Леонид. – Вспомнил школьного друга и хорошо. Я понимаю, что старых друзей вспоминают, когда становится плохо. Но в твоей ситуации нет трагедии. Такая судьба у каждого третьего мужика, даже если он не пьяница, и не наркоман. Церковь порушена и не оказывает влияния на нравственность. А коммунистическая мораль вся в одном лозунге – «Партия за всё в ответе!» Вот мы с тобой и не несём ответственности за детей и идём с бабами на невозвратную конфронтацию. А они, равноправные, выкипев злобой на своих мужей и разведясь с ними, остаются одни навсегда, перебиваясь случайными встречами или неответственными сожителями. По статистике агентства ОБС только пять процентов разведённых женщин с детьми создают новые нормальные семьи. Так что располагайся. А я сейчас сделаю яичницу с луком, и у нас будет вечер воспоминаний.
– Устал я, – сказал Николай. – Беру отпуск и хочу поехать в Крым. На весь месяц. Если планов нет, приглашаю с собой.
Леонид обещал подумать.
В конце июня Николай позвонил и сообщил, что вылетает в Крым. Леонид попросил оставить ему весточку в Ялте на главной почте.
Весной Сугробину выделили комнату в 10 квадратных метров в двухкомнатной квартире. И он съехал с последнего частного места обитания. Благосостояние у него увеличилось на четверть месячного дохода. За три месяца до этого умер хозяин квартиры Иван Иванович Белинский. Квартира была продана с выгодой.
Примерно в это же время получили комнату в малосемейке Макс с Татьяной. Сугробин подарил Максу ружьё на новоселье. Макс был восторженно – увлекающимся человеком и верил в свои увлечения. Ему так понравилась охотничья экспедиция, что он целый год мечтательно говорил об оружии, о тайге, о будущих охотах на зверя. Леонид к тому времени обзавёлся «Зверобоем» двенадцатого калибра и поощрил охотничьи устремления Макса ружьём, которое купил у механика в Бурмундии. Но увлекаемость необычным не мешала быть Максу практичней других. И он не стал охотником, как перед этим не стал автогонщиком, о чём грезил не один год. Не получилась у него и последняя мечта – стать наездником. При выходе на пенсию, он завёл жеребёнка и вырастил его. Но дальше не пошло. Конь – не собачонка. Он этого, в силу своей восторженности задуманным, не осознал.
Начало года и вся весна прошла в сплошных переработках. Работали по вечерам и по выходным дням, получая полноценный отдых один – два дня в месяц. Захлёстывали переделки по изменяемым электрическим схемам. Схемотехники не всегда понимали, куда надо идти для достижения цели. Военная приёмка не успевала переварить только что введённые новые стандарты, требовавшие совместить несовместимое. Испытательное оборудование не могло выполнить все требования стандартов. Это приводило к длительным бесплодным совещаниям в поисках приемлемого выхода из ситуации. Составлялись многочисленные решения, утверждаемые на самом высшем уровне. Разработчикам иногда приходили в головы крамольные мысли о стандартах, что в них сознательно закладывают невыполнимые требования и этим тормозят развитие советской военной техники. Окончательные схемно – конструктивные решения находились после десятков вариантов проб и ошибок. Такая работа выматывала инженеров не меньше, чем работа кайлом на каменоломнях или в каменноугольных шахтах. По возможности руководители подразделений позволяли измотанным работникам отгулять отпуск летом.46 У Сугробина возможность уйти в отпуск появилась после звонка Николая Смирнова через неделю. Он получил отпускные и улетел в Симферополь, в Ялту.
В лёгком светлом, почти белом костюме Леонид появился в Ялте в середине дня и направился на почту к окошечку «До востребования». До этого дня Леонид был в Крыму только один раз с Мариной Нориковой с базовой квартирой в Симеизе. Николай Смирнов написал, что остановился именно в Симеизе по адресу… Совпадение не было ни странным, ни удивительным. Мало ли! Он вернулся к автостанции. Выпил кружку пива в бойком пивном зале, где к трём кранам стояли три очереди. Потом сел в дышащий гарью львовский автобус и по изумительно искривлённому узкому шоссе через Мисхор, Алупку прибыл в Симеиз.
Ознакомительная версия.
